Драгоценности Парижа [СИ] - Юрий Иванов-Милюхин

Новый день только набирал обороты, заставляя воспрявшую ото сна живность шустрее исполнять природные обязаности. На кордоне близ станицы Стодеревской казаки уселись в кружок вокруг котелка с кашей, приготовленной на разведенном возле вышки костре. В теплое время года о находившейся в избушке русской печке забывали, переходя на походный образ жизни или разбредаясь обедать по куреням. Сегодня кашеварил Ермилка, он сменился с ночного караула и сразу взялся за приготовление пищи. Около крутился посыльный с кордона по другую сторону станицы, его с важной вестью прислал объезжавший посты есаул.

— Пантелейка, присаживайся до казаков, я тебе накладу, — отгонял щупловатого малолетку от себя Ермилка, он готовился поджаривать на вертелах куски баранины.

— Да я тут подожду, — кидая жадные взгляды на мясо, облизывал губы посыльный. — Все равно теперь не к спеху, пока то да се.

Кашевар молча сунул пустую чашку ему в руки, Пантелейка уныло поплелся к казакам.

— Расскажи поподробнее, что у вас случилось? — попросил его урядник Панкрат, он недавно проснулся и толком не успел осмыслить информацию.

— То же, что и всегда, банда абреков ночью переправилась на наш берег и пропала по дороге на Пятигорскую, — берясь за ложку, хмыкнул недавно призванный на службу казачок. — Отряд Митрохи, погнавшийся за ними, след потерял.

— Жди теперь разбоев, ни одного каравана не пропустят, — заворчал Калина, старый воин, принимавший участие еще в Астраханской кампании вместе с астраханскими казаками. — А то и на военный обоз нападут, с них станется.

— Зато нас по шапке не погладят, — откликнулся один из сидящих вокруг котелка воинов. — Приедет какой благородный, и ну распекать, мол, дармоеды.

— Москали на такое способны. Квартиры табачищем провоняли, скурех наших перещупали, а сами у горцев в аулах застряли — ни туда, ни сюда.

— Того и гляди обратно повернут, — хохотнул заросший черным волосом подхорунжий.

— Не завернут, теперь только вперед, — раздумчиво проговорил не поддержавший общего веселого настроения Панкрат. — Интересно, кто в той банде главарь, Сулейманку ихнего мы о прошлый год сничтожили.

— А теперь какой–то Муса, из молодых да ранних абреков, — облизывая ложку, доложил посыльный. — Так пересказал стоявший в секрете Гаврилка, он его, вроде, опознал, о прошлый год они уже встречались. А еще сказал, что слух прошел, будто Муса этот имеет кровника среди наших и переправился он с бандой с целью отомстить за своего отца.

Головы служивых как по команде повернулись к уряднику, на лицах отразилось ожидание его реакции на известие. Панкрат кинул деревянную ложку в чашку, отставил ее в сторону и провел ладонью по усам. Он не слишком расстроился от услышанного, потому что семья об угрозе уже была предупреждена.

— А кто был бы против, — с нагловатой усмешкой сказал он. — Пусть объявляется, откручивать баранам рога мы тоже умеем.

Казаки солидарно засмеялись.

— Опять вчерась ходил до своей чеченки? — когда снова все принялись за еду, спросил у Панкрата друг Николка.

— Ходил, — не стал отпираться тот.

— Ну и как, согласная пойти замуж за тебя?

— Сегодня даст окончательный ответ, — казак потянулся, пошевелил ноздрями, от костра донесся аппетитный запах жареного мяса. Признался. — Вчерась одного ее жениха срубил, здоровый медведь попался, едва управился.

— Ловка–ач, если девка красивая, то женихов у нее половина аула.

— Одним стало меньше, — ухмыльнулся Панкрат. — А другие пока не представлялись, когда покажутся, тогда погутарим.

— А с Мусой как будешь думать? — не отставал Николка. — Не потому ли абреки решились наведаться на нашу сторону, что твой отец убил ихнего вожака Ахмет — Даргана с дочерьми и с зятем? А вчерась ты сам чечена–жениха на свой счет записал.

— Кто его, может из–за Ахметки с тем женихом, а может пришло время для новых разбоев… Придет черед, и Муса никуда не денется, пусть молится своему аллаху, чтобы обратно живым вернуться.

— Это правда, нынче Терек стал бурным, — расправил плечи друг. — Полки русских один за другим до чеченов повадились.

— Видно, готовится новое наступление, — оживились служивые. Известие о том, что урядник убил абрека, для них было не в новинку, стычки происходили почти ежедневно. — Слыхали, что сказывал который у калмычки на постое, из благородных, будто император повелел идти на туретчину, через ихний Трабзон на Эрзерум. А там до Средиземного моря, если напрямки, то рукой подать.

— Скажи ишо, войско на Индию пошлет, — не согласился кто–то. — Эдак мы размахнемся, что никто не остановит.

— А мы дураки тут обживаемся, — весело добавил Ермилка, неся в руках полные обжаренного мяса железные пруты. — Братья казаки, подкрепимся и пора сбираться в поход.

После сытного завтрака, запитого добрыми порциями чихиря, казаки разошлись кто в секрет, кто наблюдателем на вышку, а кто в избушку за сном после ночного бдения. Подгонять никого не пришлось, каждый знал обязанности на зубок. Панкрат лишь проследил за тем, чтобы служивые не расслаблялись, несмотря на возраст и на младший чин, на кордоне его почитали за старшего. Он и правда, как его батька Дарган, подавал большие надежды, метя в полковые старшины. Но отец проштрафился перед царскими чинодралами, поэтому застрял в звании сотника, зато первенца натаскивал по всем статьям казачьей службы, добиваясь, чтобы ошибок Панкрат не допускал. Несмотря на великие потуги матери, мечтающей детей отослать учиться в далекие города и страны, переломить у них внутри военный стержень ей удалось лишь пока у среднего Захара, да у девок. Младший Петрашка — Пьер, испытывавший, как и Захар, сильную тягу к знаниям, еще во всем подражал старшему Панкрату — Пако, а тот брал пример с отца. Все шло не по материнской мечте, а по задуманному хозяином дома.

Солнце на небосклоне неторопко приближалось к той точке, после которой Панкрату нужно было идти к реке и переправляться на другой берег. Он в который раз осмотрел оружие, сегодня урядник решил захватить с собой винтовку на случай, если придется отбиваться от родственников девушки. Близких по крови дядьев и других мужчин у нее не было, но могли подключиться родные со стороны жены брата и мужа сестры. Впрочем, брат Муса один стоил многих, он заменил убитого отца, встав во главе банды абреков, дерзкими набегами терзающих путников на дорогах и жителей приграничных населенных пунктов на русской территории. Пощелкав затвором, Панкрат взглянул на тени от деревьев, закинув винтовку за плечи, скорым шагом заспешил к Тереку. В присмиревших, но до сей поры неспокойных, аулах с плоскими крышами на бедных хижинах движение заметно убавилось, наступало время очередного намаза. Издалека прилетел тоскливый голос муллы, он подал сигнал к действию. Панкрат разделся, поддерживая узел с одеждой и оружием над головой, поплыл по течению вкось, подрезая тугие струи мутного Терека. На вражеской стороне никого не было, карагачевый лес вперемежку со столетними дубами принял казака в тенистую прохладу, заставил быстрее одеваться и перебирать ногами, чтобы согреться. Когда сквозь ветви показалась скала с журчащим из нее ручейком, Панкрат уже бежал, не в силах справиться с волнением. Но как бы его ни лихорадило, ни один металлический звук не потревожил тишины леса, хотя оружия на нем было навешано предостаточно — так умело закреплялось оно на положенных ему местах. Ловкость управляться с военным снаряжением казаками была заимствована у горцев и передавалась ими из поколения в поколение, как наипервейшее средство для достижения победы над врагом.